Лидия Гинзбург - Агентство Пинкертона [Сборник]
Хорошая заработная плата за хороший рабочий день.
Тредюнионы не занимаются политикой.
Немцы мечтают о социализме, а свободный американец добивается восьмичасового рабочего дня.
«Ай Даблью-Даблью» — веселое сочетание звуков с некоторых пор беспокоило Гарпера. Слова — прямое действие, солидарность, саботаж особенно беспокоили Гарпера с тех пор, как их научились произносить его гости и Молли и Джим.
Беспорядок производили люди, грубо смеявшиеся над цеховыми объединениями, хотя для Гарпера было ясно, что у рудокопов не может быть общих интересов с текстильщиками, пекарями или парикмахерами; люди, считавшие, что потомственный квалифицированный рабочий, американский гражданин, владеющий домиком и огородом, имеет общие интересы с чернорабочими, иммигрантами, неграми и бродягами.
Беспорядок производил Вильям Хейвуд. Но Билль Хейвуд работал откатчиком у старого Гарпера, когда старый Гарпер был молод и считался лучшим забойщиком графства Гумбольт в штате Невада. Теперь, когда Билль разъезжал по стране и говорил публично в Чикаго, когда его бранили в газетах, хотелось, несмотря ни на что, гордиться Биллем.
— Билль Хейвуд… только и слышишь нынче: Билль Хейвуд, а кто, как не я, двадцать лет знает вашего Билля Хейвуда… Еще его отчим — пробирер[3] выписал парня к нам на рудник. Билль приехал и привез в сундучке все необходимое снаряжение: штаны, фуфайку, синюю рубашку, сапоги, два одеяла, ящик с шахматами и перчатки для бокса. Не кто другой, как я, учил его пить виски и обращаться, с лампой и кайлом. Ну, потом обычное дело — взрыв! Многих в тот раз изувечило, а Билль потерял глаз и палец. Пятнадцати лет он был очень хорош собой и ростом с двадцатилетнего. Он не любил вспоминать о своем несчастье… и когда разговаривал с кем-нибудь, особенно с девушками, старался всегда повернуться здоровым боком. От нас Билль ушел в Бруклинские копи. На руднике Блейн в Сильвер-Сити я встретил его уже членом бюро проклятых Западных рудокопов. Синюю рубашку он носил по-старому, но кепи забросил, а купил себе галстук и черную шляпу…
В дверь просунулся Гейс, худой человек с испорченными зубами.
— Алло, Гарпер, я привел к вам Большого Билля.
Гейс посторонился. Крейн со своего места (рядом с Джимом на опрокинутом ящике) следил, от любопытства вытянув шею.
Осторожно переставляя ноги, Хейвуд двигался между людьми и предметами. Хейвуду в комнате было трудно и все, что он делал в комнате, производило впечатление фокуса. На трибуне он. походил на слона; сейчас он походил на слона, берущего хоботом маленькую монету.
— Здравствуй, Джо; давно не видались, старик.
Голос был очень тихий, не имевший почти ничего общего с голосом Вильяма Д. Хейвуда на трибуне.
Кто-то придвинул табурет. Хейвуд сел у очага. Он сидел, улыбаясь, круто пригнув голову к левому плечу, чтобы удобнее рассматривать соседа единственным правым глазом.
— Ребята спрашивали меня о тебе, Билль, — сказал Гарпер.
— И что же?
— Я сказал им: хорош был парень Билль Хейвуд, — жаль, что попал в дурную компанию.
— А! — Хейвуд перестал улыбаться. — Ты-то, старик, все еще доволен компанией Сэма Гомперса?
— Да, да, — крикнул Гарпер, — и никто не может сказать, что Джо Гарпер знается с неграми, бродягами и итальянцами!
— Это старая история, Джо… Мы, американцы, медленно учимся понимать, потому что лидеры нас продают, а хозяева нас покупают подачками. Я долго учился в ужасных Бруклинских копях, учился потом, пересекая страну с безработными «генерала» Кокси. Ты это знаешь. Джо… Голодные люди с Юга и Запада пешком, в товарных поездах, небывалым шествием двинулись на Вашингтон просить помощь или работы у джентльменов, заседающих в Капитолии. Их вели Кокси и Келли — «генералы». По дороге люди болели и попадали в больницу, крали и попадали в тюрьму… В Калифорнии городской судья застрелил предводителя отряда. Я расстался с ними в Уэдсворте. Немногие прошли страшный путь до конца, чтобы принести петицию на лестницах Капитолия. Там их разогнала полиция, а Кокси, Браун и Джонс были избиты и арестованы за нарушение обязательного постановления, воспрещающего в пределах Капитолия ходить по траве…
— Так, — сказал Гарпер и сердито сунул в огонь длинный подбородок, — и ты нашел истину в свином вагоне генерала Кокси?
— Не совсем так. Мне кажется, Джо, я нашел истину — в Кэр д'Алене.
Молодой рудокоп сказал:
— Расскажите о Кэр д'Алене, брат Хейвуд.
— В Кэр д'Алене, ребята, Компании Бэнкер-Хилл и Сюл-ливан принадлежал рудник «Последний шанс». Вокруг этого рудника было выжжено все до последней травки. Кошки и собаки дохли. Одежда рассыпалась от действия газов. Горняки дышали медью, ели медь, одевались в медь. У людей, отравленных медью и серой, выпадали волосы, синело лицо и зубы выпячивались вперед.
— А Компания? Компания бездействовала, брат Хейвуд?
— Нет. У каждого из получки она предусмотрительно удерживала деньги на больницу. Клянусь богом! Еще лучше было бы удерживать деньги на могилу, потому что горняцкое кладбище — город мертвых, быстро перерастал город живых.
В девяносто девятом Компания Бэнкер-Хилл и Сюлли-ван объявила о снижении заработной платы на руднике «Последний шанс» и отказалась вести переговоры. После этого плавильный завод компании взлетел на воздух, впрочем, без человеческих жертв. Опытный убийца, губернатор Франк Стейненберг, — он живет теперь на покое в Идаго, — вызвал федеральные войска. По первому требованию губернатора было арестовано тысяча двести рабочих. Десяти предъявили по несколько обвинений, из них виселицу обеспечивало любое.
Старый Гарпер внимательно смотрел в огонь, потому что он не хотел видеть лица своих гостей, слушавших историю Кэр д'Алена.
— Мы с Джоном Вильямсом поехали туда от Федерации рудокопов. Я бродил вокруг отвратительной тюрьмы, где людей одолевали вши и болезни; я думал о том, что эти люди и я — одно и то же. Мы сделали рудники. Каждый фунт руды, добытый когда-либо, был добыт нами. Запад принадлежал нам. «Вред, нанесенный одному, есть вред, нанесенный всем», — это я понял тогда.
Голова Хейвуда двигалась напряженно. Он обводил глазом людей, полукругом сидевших на ящиках и табуретах.
— Братья, стачка здесь будет, и вам будет трудно. Слишком много дурных вождей и обманутых ими эгоистов. Правда?
— Правда! — неожиданно для себя громко сказала Молли.
Хейвуд с исключительными предосторожностями дотронулся до ее руки.
— Как ваше имя?
— Молли, сэр.
— О, это хорошее имя. Вы слыхали о «Молли Магьюр»?
— О, да!
Хейвуд встал.
— Прощайте. Джо, прощай. Помни, — тебе здесь верят.
Он обернулся у двери и крикнул голосом сильным, как на трибуне:
— Одумайся, Джо, пока не случилась беда!
ГЛАВА II. БЕССОННАЯ НОЧЬ
Мак-Парланд. — Инструкция. — На мосту. — Джим.
Гости старого Гарпера расходились. Крейн с Джимом вышли последними. У самой калитки под фонарем локоть Крейна сжала грубая рука.
— Э! Вас-то я и ищу! — Человек в больших сапогах, в коротком резиновом плаще держал Крейна за локоть.
— Надсмотрщик, — тихо сказал Джим, — это все из-за Молли…
Мужчина в больших сапогах посмотрел на Джима.
— Что касается вас, парнишка, то не лучше ли вам отправляться своей дорогой, а?
— Я буду ждать, — сказал Джим, — мы еще поговорим, мы поговорим с ними, если тебя не отпустят.
Надсмотрщик впереди покачивал тусклым ручным фонарем. Крейн шел за надсмотрщиком. Поставив в Чикаго свою организацию в двусмысленное положение, Крейн в Колорадо сразу оказал содействие нарушителям законности и порядка.
Вид запущенного деревянного здания заводской конторы, казалось, не оставлял места просьбам и оправданиям. Небольшая комната в конце пустынного, дурно освещенного коридора. Два стола, испачканных клеем и чернилами, конторка с высоким табуретом; клеенчатый канцелярский диван — из тех диванов, на которых мухи сидят охотнее, чем люди.
Спиной к двери человек в мягкой шляпе читал письмо. Когда скрипучая дверь наконец затворилась, человек, который должен был покарать Крейна именем Колорадской компании топлива и железа, обернулся и положил шляпу на стол.
Крейн прислонился к стенке, не доверяя внезапно ослабевшим ногам. Прямо перед собой он увидел круглые очки, большие бритые щеки и замечательные усы любимого ученика Ната Пинкертона. Впрочем, знаменитый сыщик до известной степени отличался от своего портрета: широкие плечи слегка сутулились, бритые щеки слегка обвисли, прямой рот чуть заметно впал под усами. Знаменитый сыщик был стар и не хотел в этом признаться.
— Ну, — сказал Мак-Парланд, — я не имею обыкновения говорить людям приятное, но — что хорошо, то хорошо. К концу вашего первого рабочего дня вы приобрели репутацию мученика. Я доволен. Всякий знает, что Мак-Парланд редко бывает доволен.
